Лори поднялся с пола и укоризненно посмотрел на препода.
- Это вовсе не скотина, а кот. Он же не корова, и не баран,- в отличие от некоторых, а спустился вон там вот!- парень махнул в сторону винтовой лестницы, спускавшейся с моста на островок. Затейливые перила с растительным узором и кованые ступени так и манили. Дель Кастельере поставил ногу на переплетение чугунных стеблей и...провалился в пропасть, успев лишь в последний момент ухватиться за существующие на самом деле  ограждения моста.

Характеристика (по мнению преподавателя - вполне справедливая), которой Церео одарил коарное млекопитающее, по всей видимости порядочно обидела его хозяина. Тот насупил брови, всем своим видом напоминая скисшее молоко. Эрл не могу упустить шанса немного подтрунить над ним по этому поводу, как вдруг студент переступил через перила и ухнул в пропасть. Любовь к братьям нашим меньшим похвальна, но не кончать же жизнь самоубийством только из-за того, что этот комок шерсти не оценили по достоинству?   Цисаар бросился на край моста почти одновременно с фон триксоном, затаскивая горе-студента обратно. Ох, чувствую, намучаюсь я с этой алисой из страны чудес...Не школа, а сумасшедший дом! Устраиваясь на работу учителем, я думал. что обеспечил себе спокойное размеренное существование, чуждую переворачивания гор, а здесь, что ни день - экстремальный аттракцион. И все же в глубине души тор-эста признавался сам себе в том, что от иной жизни, наверное, заскучал бы.
Общими усилиями любителя прыгать без парашюта вернули к жизни. Сэнтал положил руки на плечи дель Кастельере и, взглянув в глаза, поинтересовался:
- Ну, и зачем был весь этот спектакль? Я не осведомлен об учебных планах, но, кажется, левитацию проходят не на 2 курсе!

Отредактировано Cisaar Cereo (2010-01-20 21:04:46)

Подоспевший на помощь Церео оказался как нельзя кстати, ибо руки Алексо уже отказывались держать тяжесть. Общими усилиями они втащили Лори на мост, и Алексо присел, облокотившись о перила, чтобы восстановить дыхание и силы. Впрочем, то, что он увидел, произвело действие электрического разряда. На том месте, где только что висел его друг, крепка и с виду незыблема, стояла лестница. От удивления юноша подскочил и издал нечленораздельный звук. А по новоиспечённой лестнице уже уверенным шагом топал Лоренцо. Фон Триксон помотал головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать наваждение. Лестница не исчезла. Тогда он потрогал ладонью резные перила. Лестница делала вид, что стоит тут цеееелую вечность. Алексо крепко зажмурился и снова прикоснулся к ней. Она существует. Тогда юноша несмело поставил ногу на первую ступеньку и стал осторожно спускаться. Вскоре его шаги стали увереннее и спустился он с таким видом, как будто это самое обыденное дело - лестницы, появаляющиеся из ниоткуда.
Внизу уже стоял дель Кастельере с противнейшей тварью на плече. А прямо по курсу сидел Чарльз Фридланд, которого, судя по всему, нельзя было отвлечь от созерцания себя даже обрушением замка, а уж появление такого "пустяка", как чугунная лестница и точно не заслужило его внимания. Чарльз... Зачем-то он был нам нужен... Зачем? А-ля-ля-ля... Я сошёл с ума... . Юноша попытался привести в порядок мысли, но и сам понимал, что это ему вряд ли удастся.

Отредактировано Алексо фон Триксон (2010-01-24 00:14:49)

Кабинет драмы и изящных искусств ---------->
Подойдя к маленьком клочку земли возле воды, Чарльз призвал забытый где-то коврик для медитации и сел на него. Гнев, так и не успевший зародиться, уже заранее сдал свои позиции - вода успокаивала, выгоняя все мысли из головы. Звуки резкого падения и разбивания потока об камни заглушали как душевную боль, так и все чувства. Постепенно сознание Чарльза оставило его и тот впал в то состояние, из которого мог выйти он лишь сам. Четки, перебираемые руками, создали защитный барьер над мужчиной. Он стал недосягаем для других.

Грот под водопадом--->
Ветер перевернулся в воздухе несколько раз, затягивая по своим волнам ее волосы, подтолкнул и выбросил без остатка, омыл свежестью, стылой и безжизненной. Алым хлынул мир в самое сердце, потонул неясный, нелепый теперь уже, бессмысленный в этой крохотной, никчемной жизни крик. Наверное, все еще звала его имя. Летела в пропасть не по чей-то случайной ошибке, а по собственному желанию, выведенному на клочке бумаге вместе с последней любовью. И было поздно. Слишком поздно уповать на новую глупость, страх никак не спасал, безвольные пальцы не могли удержать. Все воздух, и пустота, и вечное, как сама жизнь, падение. Думалось, что первооснова в этом самом мгновении. Нет. Оказывается, в нем не было ничего, просто очередное ожидание длиной в одну душу. Или… Две души.
А потом было острое, резкое, совсем внезапное тепло, жаром горечи по щекам, огненными струями стремительного потока по всему телу. Привкус металла на губах, словно только лишь секунды назад очнулась от кошмара. Очнулась в новом кошмаре, льнула к нему, жалась, согреваясь его адским пламенем, его бешеной кровью, испуганно и обреченно заглядывала в глаза своего спасителя. Все еще летела? Стояла на земле? Падала, будто бы были еще непознанные глубины. Сходила с ума, боялась, не ощущала собственных слез, бесконечно улыбалась диковатой, слепой улыбкой.
Огромный величественный дракон бился о стены, словно хотел обрушить каменное небо, обрушиться под ним. Бился исступленно и так, что замирало многострадальное сердце, ныло, просило вырваться. И она замерла, удивительно, все стояла на ногах, все держалась в сознании, и когда зверь взвыл в очередном столкновении, и когда кинулся на шею, ближе, будто бы обнимал. Кажется, видела слезы на огромных, родных глазах и искры нежности, сквозь безудержное дикое пламя. Обхватила мягкое пушистое горло руками, подаваясь вперед. Не знала себя, не помнила прежнего, просто тонула в нежности, радости и острых, как десятки лезвий зубах. Хлынула кровь потоком новой жизни. Тэсс вскрикнула, но, глупая, уткнулась носом в мощную шею, всхлипывая, но не сторонясь.
Снова падение о жестокую, влажную землю. Дракон, нет, Хицуи, был у ее ног, метался, жался, прощался с ней и собой, надеялся, может, избавиться от всего и разом. Блеснул металл. Ему оставила свое презрении, а Хицуи… Хицуи, не думая о последствиях и счастье, несчастье, обнимала из последних сил, целовала, пусть дракона, пусть влажную от крови и страданий шерсть, но любимого мужчину, старалась удержать, боялась снова потерять из виду. И даже если это сон…
- Я думала, ты дракон, а ты… Ты человек…  Всегда человек… Прекрасный… Любимый, - шептала она слабым голосом, уговаривала, молила, лежала в его объятиях. – Останься, останься… - словно в бреду. - Останься, ты же обещал, -  уговаривала и саму себя, и его любовь. - Я бы так хотела выпить с тобой кофе на закате, еще раз увидеть твою улыбку, уснуть на твоих руках, чувствовать над ухом твое горячее дыхание, читать раздражение в твоих глазах, когда ты ругаешь меня, хочу вместе с тобой отметить твой день рождения и поехать с тобой домой. Позволь мне... – не отпускала.
- Там все еще растет куст сирени. Он был совсем маленьким и хрупким, когда я была шестилетней девочкой. Теперь каждый год он дает крупные ароматные цветы. Сейчас как раз пришла его пора. Наша пора… – выдохнула болезненный воздух, повела слабым, саднящим плечом, но лишь сильнее вжалась в пушистую шерсть. До рассвета оставалось все несколько шагов на восток.

Сколько боли еще… Сколько… Бессмысленной, и беспощадной, утопающей в слезах в вперемешку с кровью – своей, чужой, непривычно-холодной, будто брызги ледяной воды. Свежий ветер и затхлая сырость под ногами, над головой, в сердце. Искривленная поясница, осколки льда между лопатками, сведенные в безумной агонии пальцы, хватающие пустой воздух. Вниз – и ничего. Ни свободы, ни смерти – только железные оковы ребер, липкая, стынущая, колючая ткань. Немой крик о потерянном и ненайденном. Немой крик о прощении и просьбы, бесконечные просьбы простить. Бред, страх, отчаяние – сотни получувств в водовороте неизвестности. Ни единого желания, ни единой полумеры – только бы избавиться, только бы сон, только бы пустота, пустота, пустота, пустота…
Только не скрип стекла в пустоте, только не безумные когти страха… Прошу. Только не смерть. Не смерть. Не смерть.
С обрыва вниз – пенное небытие, подводный рай, песок пухом, надгробия из серых камней и бесцветная кровь нежно-перламутровая, серебристая, как лунный свет. Где-то там подводный Млечный путь. Где-то там завернутый в мех мир, забитая, загнанная жизнь, непобедимая, единственная вечность, израненная, искалеченная любовь. Где-то там безграничная свобода и недосягаемый покой.
Звезды над головой уже белесые, едва различимые в кровавом саване неба, едва узнаваемы на фоне призрачного тумана собственных слез. Плавность линий баюкает, словно младенца, словно в колыбели, и ветра с востока напевают прощальные мотивы.
Лучше бы сон… Лучше бы страшный сон…