Удержаться на поверхности не удалось. Затянуло, накрыло с головой, хлынуло в лёгкие горячее, сладкое безумие. Бешено вращающийся мир сжался до точки невероятной плотности и снова взорвался, переворачивая всё с ног на голову.
Вернулись чувства - но какие-то странные, непривычные, перемешанные... Джошуа слышал пляску жёлто-красного пламени на внутренней поверхности прикрытых век и чувствовал пальцами его обжигающую поверхность, видел лёд, плавящийся в серебро, и серебро текло в сердце сквозь дрожащие ресницы, горячее дыхание оседало пылинками на ладонях, шоколадно-пушистое масло спиральными мазками ложилось на холст сознания, рисуя выталкивающий на поверхность реальности водоворот...
Вдох...
Выдох...
Руки Джоша порывисто обхватили хрупкие плечи Иллианы, она скользнула ближе, едва дыша, уткнулась носом в его грудь.
Вдох...
Невесомый поцелуй - лёгкий порыв огненного бриза.
Выдох...
Загустевшее время медленно распадалось на ленивые вязкие секунды. Одна за другой они срывались в тишину - обволакивающую, освежающую, очищающую сознание. Тихое, умиротворённое дыхание Иллианы ветерком скользило по всё ещё горячей коже, тонкие пальчики разжатой руки слабо шевельнулись, коснувшись груди Джоша. Он зажмурился, едва сдержав восторженный стон.
Которую ночь она засыпает рядом с ним? Не первую, не вторую, но... Всякий раз будто впервые - потому что всякий раз ближе, и всё сложнее определить, где же заканчиваются его ощущения - и начинаются её. Потому что и те и другие порой достигают почти одинаковой яркости.
А сейчас она спит, и всё, что в ней есть - так далеко и призрачно, так хрустально-хрупко... Даже лицо, пусть такое же прекрасное и одухотворённое, стало во сне каким-то другим. Там, за тонкими веками и чуть подрагивающими пушистыми ресницами - недоступный никому, кроме неё, мир. Никто не сможет его увидеть.
Никто?
Никто не сможет?
Джошуа осторожно привстал, наклонился, ухватив пальцами кончик покрывала, притянул, накрывая Иллиану тёплой шоколадной тканью. Затем потянулся к тумбочке, взял дирижёрскую палочку, небрежно стукнул о деревянный угол, выключая свет, и лёг обратно.
Сосредоточился, смежив веки, медленно выдохнул, убеждаясь в полной ясности мысли. Открыл глаза, чуть привыкшие к темноте. Поднял свободную руку, осторожно провёл ладонью по бледной щеке девушки, задев кончики ресниц, ещё раз выдохнул, почувствовав всколыхнувшуюся в сердце нежность. Просунул руку под голову Иллианы, прижимая большой палец к виску . И снова закрыл глаза, аккуратно, старательно, шаг за шагом превращая свои руки в проводник образов. Приставил кончик дирижёрской палочки к своей голове, давая добро воображению.
Воображение Джоша редко подводило там, где требовалась его работа. Скорее, оно часто мешало в тех случаях, когда было лишним.
Но сегодня, сейчас, воображение было необходимо ему как воздух. Он всего один раз в жизни рисовал сны для другого человека, и это было умопомрачительно давно. Так давно, что, можно считать, не было.
Пыльная дорога, лентой убегающая в закат, сапфировая дымка сумерек, стелящаяся у горизонта, пестрый ковёр цветов, затухающих в вечернем воздухе. Медовый аромат трав. Вереск - шелест на лёгком ветру. Первые звёзды, подмигивающие с расцвеченного вечерней зарёй неба... Переплетая лентами тонкого слоя магической энергии, которые послушно вытягивала палочка из древних стен замка, прогоняя через сердце, через горячую кровь, сквозь кончики пальцев - в чужое сознание.
Чужое ли?
В нарисованную Джошуа картину медленно просачивались новые детали-пришельцы. Незнакомые звёзды, лес вдалеке и отблеск ручья меж древесных стволов... Шаг по дороге, уходящей к позолоченному краю неба... Ещё один шаг... Что же там, в этом лесу?
Дирижёрская палочка выкатилась из разжавшихся пальцев, с тихим стуком упала на пол, дыхание замедлилось, сердце билось спокойно и глухо. Увлекаемый любопытством к синеющей вдалеке роще, Джош не заметил, как окончательно выскользнул из реальности.
